Москва, октябрь 2012 года

Ирочке и Вовусику

ОГЛАВЛЕНИЕ

***

А. ГОРЕСТНАЯ СУДЬБА СОВЕТСКИХ КОРЕЙЦЕВ В ХХ ВЕКЕ

Милые мои Ирусик и Вовусик!

Жизнь нашей семьи, семьи Шинов, в России заложена вашими дедом Шин Сын Но и бабушкой Чжен Бон Сик.

Шин Сын Но (русские товарищи в ДВК звали его Семён) родился в Северной Корее в 1900 г. в провинции Хамгёнбукто, которая, как и вся Корея, с 1910 по 1945 г. была японской колонией.

В 1924 г., спустя несколько лет после Октябрьской революции в России, вдохновленный ее духом, вместе с матерью Кан Чен Су и молодой супругой ваш дед в поисках лучшей доли переехал в Россию. Ему предоставили гражданство России как человеку, способному трудиться в сельском хозяйстве. Тогда, как и до, так и после 1924 г., существовала острейшая нехватка рабочей силы на русском Дальнем Востоке для производства продовольствия для чиновников, армии и т.д.

Он активно обрабатывал предоставленную ему землю, чем добился уважения со стороны чиновничества и корейцев, пришедших в Россию.

Вообще же корейцы довольно активно стали переходить в Россию с 1864 г., вскоре после того, как в ней в 1861 г. отменили крепостное право и появилась возможность занятия собственным хозяйством.

Вскоре после 1924 г., когда дед пришел в Россию, в ней, как и во всей России, началось движение за коллективизацию сельского хозяйства. Ваш дед активно включился в него. Вскоре, в начале 30-х годов, его как человека честного, хорошего работника и организатора избрали председателем Чендалазского сельсовета Партизанского района ДВК (Дальневосточного края). В состав его сельского совета входили несколько деревень.

По рассказам вашей бабушки, он отдавал все силы на поднятие хозяйства доверенной ему округи, на поднятие жизни людей.

Он пользовался большим авторитетом среди корейцев. Он активно изучал русский язык, корейским владел свободно.

Тем временем в стране – в Москве и на периферии – все активнее шла политическая борьба за власть. В этой борьбе противостоящие лагери возглавляли генсек правящей партии И.Сталин и лидеры оппозиции Троцкий и Зиновьев.

Сталину удалось сколотить во главе государства и партии – и, стало быть, вокруг себя – группу сторонников, в числе которых были и такие кровожадные политики, как Ежов, Берия, занимавшие главные посты начальников НКВД.

В стране нарастали не только внутренние противоречия, неблагоприятное развитие которых грозило потерей власти и жизни.

Неблагоприятное развитие событий для власти, для Сталина все более угрожало нарастанием и внешнеполитических противоречий, в развитии которых все большую роль играла Япония.

И вот перед И.Сталиным, в числе прочих, возникла проблема корейцев Дальнего Востока, живших по соседству с японской колонией – Кореей.

В его кругу все активнее обсуждался вопрос: не используют ли японцы российских корейцев в своих интересах, тем более что отдельные попытки японцев использовать корейцев как своих агентов были.

Партийно-бюрократические верхи ДВК, традиционно не доверявшие инородцам, стремились избавиться от корейцев путем высылки в какой-либо другой район страны. Такие попытки были еще в 1923  г., и они повторялись. Они считали, что  корейцы – в подавляющем своем большинстве крестьяне -  не свободны от собственнических настроений, не приемлют пролетарской идеологии, о приверженности к которой они постоянно заявляли.

21 августа 1937 г. Правительство СССР и ЦК ВКП(б) принимают совершенно секретное (СС) постановление о выселении корейцев из ДВК в «целях пресечения проникновения японского шпионажа в ДВК (Белая книга о депортации корейского населения России в 30-40-х годах. Книга первая. М., "Интерфакс", 1992, стр. 64).

Передо мной полный текст этого документа. Он наряду со многими другими документами опубликован в Белой книге. Впервые он был обнародован ротапринтно в 1989 г. для активистов демократического движения. В издании книги в 1992 г. активную роль сыграли Ли У Хе (Ли В.Ф.) и Ким Ён Ун. Тогда под постановлением читатели впервые увидели подписи В.Молотова и И.Сталина. Подпись И.Сталина у многих корейцев вызвала шок – они не могли поверить, что он (Сталин) выслал их из ДВК в Среднюю Азию.

Приведенное в постановлении обоснование в пользу высылки корейцев было лживо как с исторической, так и с психологической точек зрения – корейцы несколько веков сражались против японцев, чтобы не допустить их на свою землю. По традиции, для каждого корейца было аксиомой бороться против японцев в Корее или в России. Среди корейцев могли быть отдельные исключения в виде предателей или подонков, но это могли быть отдельные случаи.

Комиссия Верховного Совета России, рассматривая в 1992-1993 гг. вопрос о реабилитации корейцев, провела особую проверку документов во всех архивах России на предмет выявления фактов о том, действительно ли среди корейцев Дальнего Востока были японские агенты. Комиссия – и об этом официально доложено Верховному Совету – пришла к выводу о том, что таких фактов не было.

Не было!

Это было 31 марта 1993 г. В тот день я был на заседании Совета национальностей Верховного Совета для выступления в пользу реабилитации корейцев.

И слова из постановления ЦК и правительства о корейцах России как шпионах Японии были ложными. Корейцы не шли на шпионскую службу к японцам. А указанная фраза в постановлении была вставлена для того, чтобы создать у людей впечатление о том, что проникновение японского шпионажа с использованием корейцев имело место как обычное явление. Раз так, то настало время ликвидировать этот очаг опасности!

«Корейцы – японские шпионы» - этот тезис безоговорочно принимали шовинисты Приморья, России, которых И.Сталин и его окружение активно привлекали.

Зачем Сталину нужно было выселить корейцев из ДВК («зачистить ДВК от корейцев» или «депортировать»)?

По политическим и экономическим соображениям.

Политические соображения. Сталин, который постоянно остерегался возможных терактов со стороны разгромленного еще в 1936 г. троцкистско-зиновьевского блока (он особенно остерегался таких актов после убийства С.М.Кирова в 1934 г.), счел нужным везде, в том числе и в стратегически важном ДВК, закреплять на своей стороне партийные организации и поддерживать их различные требования. Например, требование о высылке корейцев из ДВК.

Экономические соображения. Использовать корейцев для решения проблем продовольственного обеспечения Средней Азии. Корейцы, используя свои трудовые навыки, за короткое время при минимальной поддержке со стороны государства, могут решить значительную часть продовольственной проблемы в важной для страны Средней Азии. Свои способности корейцы показали на Дальнем Востоке, получая хорошие урожаи риса, овощей, уловы рыбы.

В то же время Сталин хорошо понимал, что их надо разъединить, корейцы не должны представлять политически организованную силу, способную отстаивать свои интересы. Нужно лишить корейцев их грамотных, образованных людей, известных интеллигентов, чтобы они были не в состоянии предъявлять государству какие-либо политические и культурные требования.

Чем меньше среди корейцев грамотных людей, тем проще ими управлять. Необразованные люди, но знакомые с элементарными трудовыми навыками, с меньшими требованиями к государству – вот такие люди устраивают государство.

При этом использовать корейцев для публичного осмеивания и наказания с целью превращения их в бессловесную массу покорных работников.

В ДВК с конца августа 1937 г. спешно, лихорадочно готовились к высылке корейцев в трудовую каторгу – на спецпоселение.

Чиновники при этом предупреждали, чтобы корейцы забрали с собой инструменты для труда (лопаты, тяпки, вилы, топоры и т.д.), домашнюю утварь (ведра, котлы, кастрюли, посуду, ложки и пр.).

Власти поставили перед собой задачу выслать всех корейцев в течение октября 1937 г.

Это и было сделано. К 25 октября 1937 г. всех корейцев выселили из ДВК.

К ноябрю 1937 г. из ДВК всего выселено 171781 лиц корейской национальности. Из них в Казахстан направлено 95256 человек и в Узбекистан – 76525 человек (Белая книга, стр. 114).

Оставались пока невыселенными только 700 человек из Камчатки и Охотска.

***

В постановлении было сказано немало слов против японцев, чтобы оклеветать корейцев. «В целях пресечения проникновения японского шпионажа… выселить все корейское население…из ДВК». В этой громогласной фразе – одно вранье. Корейцы не были в России на шпионской службе у японцев. Эта фраза нужна была Сталину и шовинистам Приморья, чтобы оправдать свой произвол.

После выселения корейцев, особенно с весны 1938 г., жизнь местного русского населения ДВК, включая шовинистов, резко ухудшилась. В крае наступили трудности с продовольствием, особенно с овощами. Если не питаться регулярно овощами, то наступают необратимые отрицательные последствия для организма, у человека сокращается жизнь.

В 1962 г. в ходе первой встречи представителей советской и японской общественности в Хабаровске, в которой мне довелось принимать участие в качестве спичрайтера докладчика сов.делегации Б.Г.Гафурова, один из высших местных партийных деятелей края (первый секретарь Хабаровского крайкома КПСС Штыков) сказал мне на закрытом ужине, что после отъезда корейцев «мы лишились овощей». Я ему ответил: «Не корейцы отъехали. Их из ДВК выслали по согласованному решению высшего руководства страны и края. Жаль, что вы тогда не сразу осознали то, что значит жить без овощей. Видимо только сейчас вы осознали, что многие ваши люди умерли преждевременно от недостатка питания».

Постановление правительства СССР и ЦК ВКП(б) от 21 августа 1937 г. – это документ антикорейский, надуманный и совершенно необоснованный. В нем не содержится ни одного факта в подтверждение обвинений корейцев в шпионаже в пользу японцев.

Местные партийно-бюрократические верхи не могли терпеть как эти «инородцы»-корейцы своим умелым и неустанным трудом выращивали замечательные овощи, обставляя местных работников. Все это было заметно на рынках (базарах).

Поддерживая желания, требования местных чиновников о высылке корейцев из края, высшее руководство страны, включая Сталина, получили от них заверения в их неизменной поддержке шагов по укреплению власти центра, против террористов, что было очень важно для них после убийства С.М.Кирова в 1934 г. Между высшими руководителями Москвы и края оформился сговор. И жертвой этого сговора стали корейцы. Центр поддержал линию руководства края и в вопросе высылки корейцев, и в преследовании и уничтожении коммунистов-корейцев, видных общественных и военных деятелей, творческой интеллигенции, многих педагогов, словом, весь цвет корейцев, в ответ на верноподданнические заверения повиноваться центру.

Позже, когда немецкие фашисты напали на СССР, центр распорядился не брать в армию корейцев, т.е. не вооружать их, а использовать лишь на тыловых работах, на лесозаготовках под надежной военной охраной.

Сталин был государственником с широким взглядом и мышлением на перспективу. Он был инициатором культурной революции в СССР в 1930-х годах, провел коллективизацию сельского хозяйства, осуществил индустриализацию, руководил борьбой народа против фашизма, после войны предпринял своевременные меры по укреплению обороноспособности страны. Он насаждал свой порядок в стране, который принимали люди, не сидевшие в тюрьмах, не чувствовавшие себя виновными.

И вместе с тем И.Сталин в ряде вопросов внутренней политики допустил ошибки и преступления. Например, в вопросе о корейцах в ДВК. Идя на поводу у местных шовинистов, он вместе с ними принял решение о высылке корейцев, дал одобрение их действиям по физическому уничтожению через «тройки» сотен невинных людей, которые составляли цвет маленького народа. Эти действия И.Сталина были действительно преступлением перед корейским народом.

Б. АРЕСТ ОТЦА И ЗВЕРСКАЯ РАСПРАВА НАД НИМ

Впервые о судьбе своего отца я писал в ГУЛАГ (Главное управление лагерей) в 1946 г. из Буденного. Я тогда только что закончил 8-й класс. В ответ на мое письмо в НКВД по Ташкентской области сказали, что Шин Сын Но осужден на длительный  срок, переписка ему запрещена. Тут же захлопнулась дверца окна, и «беседа» закончилась. Так я впервые познакомился с НКВД.

Второй раз по поводу отца я писал, уже находясь в Москве в 1958 г., когда поступил в аспирантуру. Ответ пришел по почте 19 марта 1959 г. из Приморского краевого суда. Этот ответ в более развернутом виде мне прислал 18 марта 1994 г. заместитель начальника Управления Федеральной службы контрразведки Приморского края А.И.Петров. Ниже следует выдержка из его письма.

«Шин Сын Но был арестован 14 октября 1937 г. по необоснованному обвинению в совершении преступления, предусмотренного статьей 58-й УК РСФСР.

Постановлением «тройки» УНКВД по ДВК от 1 декабря 1937 г. он был осужден к расстрелу с конфискацией лично принадлежащего имущества. Приговор о расстреле приведен в исполнение 22 декабря 1937 г. в г.Владивостоке.

Постановлением Президиума Приморского краевого суда от 8 марта 1956 г. постановление «тройки» УНКВД по ДВК от 1 декабря 1937 г. в отношении Шин Сын Но отменено, и делопроизводство прекращено за недоказанностью предъявленного обвинения. По настоящему делу он реабилитирован».

Наша мама, всю жизнь верившая в невиновность мужа и ждавшая его, так и не дождалась. Она скончалась 16 мая 1956 г.

Между 1937 и 1956 г., когда было принято указанное постановление Приморского краевого суда, состоялся ХХ съезд КПСС (февраль 1956 г.), который резко осудил антиконституционные действия Сталина и его репрессивную политику.

Указанное решение суда было ответом на решение съезда КПСС.

В ответе А.И.Петрова говорится о «тройке». Что такое «тройка»? Это незаконный и надзаконный следственно-судебный орган. В СССР он особенно злобствовал в 1937 г. Он был создан Наркоматом внутренних дел (НКВД) при одобрении и содействии И.Сталина. Главной его целью было осуждение людей, заподозренных в антисоветской деятельности, в терроризме против руководителей партии и правительства, лично против И.Сталина. Этот орган на Дальнем Востоке состоял из представителей Дальневосточного крайкома ВКП(б), крайисполкома и УНКВД края.

Практически все, кто проходил через «тройку», подвергались истязаниям со стороны костоломов НКВД и приговаривались к расстрелу.

Можно безошибочно представить допрос отца в «тройке».

«Тройка»: Что вы думаете о выселении корейцев из Приморья?

Отец: Я не одобряю это».

Этого ответа отца было достаточно «тройке», чтобы осудить его к расстрелу за антипартийный, антисоветский настрой. Из «тройки» мало кто выходил живым. Такое там было зверье.

Петров А.И. вслед за указанным документом 17 марта 1994 г. прислал на мое имя письмо, в котором, помимо всего прочего, говорилось: «Примите, уважаемый Алексей Семенович, искреннее сочувствие в связи с утратой отца и перенесенными тяготами и лишениями».

Спасибо ему за сочувствие.

В. ЖИЗНЬ НАШЕЙ СЕМЬИ БЕЗ ОТЦА

После ареста отца на руках у мамы остались бабушка (62 года), Дён Чер (9 лет), Алексей (8 лет), Николай (6 лет), Анна (3 года), Галина (2 года) и Андрей (1 год).

В течение месяца мы ехали в тесном, малоудобном вагоне товарного поезда. В нашем эшелоне ехали 1201 человек. Таково было примерное число людей в каждом из 120 эшелонов, везших корейцев («спецпоселенцев») в Среднюю Азию.

Примерно в середине ноября 1937 года наш вагон отцепили на станции Кауфманская Ташкентской железной дороги. Это примерно в 35 км. от Янги-юля. Нас из эшелона по семьям погрузили в армейские подводы и повезли в 5-6 пунктов в радиусе примерно до 20 км. от станции Кауфманская. В каждом из этих пунктов имелось в виду организовать колхоз с сохранением названия одного из колхозов Приморья (так, например, колхоз им. Буденного – название одного из селений).

Остальные корейцы были поселены в Средне-Чирчикском и Верхне-Чирчикском районах Ташкентской области и в большинстве областей Узбекистана.

Все корейцы, привезенные на станцию «Кауфманская», были организованы в составе колхозов.

Все вновь созданные колхозы входили в состав Нижне-Чирчикского района Ташкентской области УзССР. До нашего поселения здесь были 8-9 отделений хлопкового совхоза «Пятилетка», в основном с узбекским населением, и 2 села с русским населением: «Центральное» - центр совхоза и село Солдатское – районный центр.

Люди из русских сел спрашивали друг у друга: «Откуда взялись эти люди с непонятной внешностью»? Им местные начальники отвечали: «Это корейцы с Дальнего Востока. Японские шпионы, которых привезли сюда, подальше от японцев. Не очень водитесь с ними». После этих слов начальства местные с корейцами не общались - ни русские, ни узбеки. По крайней мере, в первое время.

Место привоза корейцев – голая степь. Ни воды, ни деревьев, ни надежных укрытий от дождя и снега. К приезду корейцев построили из камыша юрты на глиняном полу. Сквозь щели в юртах гуляли сквозняки, особенно холодно было по ночам. Люди, особенно дети, простужались, заболевали и умирали. В течение второй половины ноября и в декабре 1937 г. в нашей семье умерли бабушка, Анна, Галина и Андрей.

О медицинской помощи со стороны государства никакой речи не могло и быть. Оно, направляя сюда людей, знало, что очень многие из них умрут. Это был акт геноцида. В месте нашего поселения, как и везде, куда поселили корейцев, было полно дикости: выживайте, как можете, выживете – бог дал, не выживете – бог взял, такова была позиция государства.

В один из первых после поселения дней я заметил какое-то движение людей. Посередине стоянки собирались взрослые мужчины, которые начали что-то обсуждать. Среди них выделялся один – он, видимо, был самый разумный человек. Его звали Шегай И Рен. Видел его в 7-летнем возрасте, а помню его и благодарю его до сих пор. Он организовал движение людей по созданию элементарных условий для жизни людей. Люди стали рыть колодцы, ибо других источников воды не было. Я видел, как люди сооружали в юртах комбинированную систему приготовления пищи и обогрева. Это была старинная система ондоль. Эта система спасла жизни всех корейцев. Ондоль сначала в юртах, в землянках, а затем в домах на цементном фундаменте и со стенами из сырцового кирпича. Дома эти крылись камышом, который рос неподалеку от пристанища.

Через некоторое время в места поселения стали доставлять муку, за что люди благодарили государство. От него поступала и другая помощь в виде лесоматериалов, гвоздей и других материалов для сооружения домов. Вспомнили – власти могли бы сделать все это пораньше.

В каждом из создаваемых колхозов было около 50-60 хозяйств. Людей стали организовывать в бригады для работ по выращиванию риса и овощей. В одну из таких бригад зачислили нашу маму. Несмотря на свои болезни, она продолжала выходить на сельхозработы.

Не работающему человеку колхоз не давал продуктов, поэтому наш старший брат Дён Чер в 15 лет с 1943 года был вынужден оставить школу и пойти работать в колхоз.

Школа была выстроена к 1942 году.

Благодаря его работе в колхозе я и младший брат Николай имели возможность продолжать учебу в школе. Позднее я даже смог учиться в университете – Среднеазиатском государственном университете (САГУ).

Семье нашей жить было тяжело, как и многим. Особенно в военное и послевоенное время. Почти все, что выращивалось в колхозе – например, рис – шло государству под лозунгом «Все для фронта, все для восстановления страны».

В 1956 году старшему брату, после того, как я окончил САГУ в Ташкенте и стал работать директором школы в Молотове и Буденном, представилась возможность поступить на бухгалтерские курсы и устроиться на более легкую и высокооплачиваемую работу бухгалтером-отраслевиком в колхозе. Он стал больше зарабатывать. Плюс моя зарплата из школы. Жизнь в семье улучшилась.

Очень жаль, что брат в 1998 году скончался – похоронен в Буденном.

Младший брат Николай после окончания средней школы и полутора лет работы в школе в 1952 году поехал на Сахалин по комсомольской путевке для работы с корейским населением, оставшимся после изгнания с острова японцев. Корейское население нуждалось в помощи, чтобы войти в советский образ жизни.

Он работал в корейской школе, затем служил в армии, потом снова вернулся в школу. После окончания Сахалинского пединститута его назначили в корейскую школу директором.

В 2008 году он с женой Бен Ер выехал на постоянное жительство в Южную Корею. Туда он поехал по соглашению между Россией и Южной Кореей, основанному на договоре между Южной Кореей и Японией.

В марте 1958 года я женился на Ан Полине Сенамовне, учительнице немецкого языка в школе. Она окончила немецкий факультет Ташкентского института иностранных языков. Ее очень любили ученики.

В 1962 году она с дочкой Ирочкой приехала в Москву. На новом месте она работала в ВГБИЛ, а затем в Главной редакции восточной литературы издательства «Наука» АН СССР старшим корректором. С 1991 года – на пенсии.

Уделяла и уделяет исключительное внимание детям Ирочке и Вовочке, а также внуку и внучкам. Она заботилась о подготовке детей к экзаменам в ВУЗ, интересовалась их учебой в нем, в аспирантуре, их устройством на работу.

Ирочка наша после окончания философского факультета МГУ и аспирантуры стала кандидатом исторических наук в 1985 году. Работала в Институте международного рабочего движения АН СССР, а затем в Институте Востоковедения АН СССР. В 1992 году поехала в США, где, помытарившись несколько лет, устроилась на работу в одну из крупнейших печатных компаний. Вышла замуж за профессора философии Пемброкского университета штата Северная Каролина. От первого брака у Иры дочка Машенька (1989 г.р.), которая закончила Университет штата Нью-Йорк в Олбани.

Сын Вовусик после окончания ИСАА при МГУ в 1995 году поступил в аспирантуру и защитил кандидатскую диссертацию в 1998 году. С 1997 года работает в МИД России. Он прошел ступени карьерной лестницы – от атташе до советника.

Г. БОРЬБА ЗА РЕАБИЛИТАЦИЮ РОССИЙСКИХ КОРЕЙЦЕВ

В последнее десятилетие ХХ века, в 80-90 годах, в СССР расширялось демократическое движение. Одно из его направлений – резкое осуждение сталинизма и борьба за восстановление законных прав народов и людей, незаконно осужденных за антисоветизм. Важным результатом этой борьбы было принятие в начале 90-х годов Закона о реабилитации народов, незаконно осужденных советской властью, а также Постановления Верховного Совета Российской Федерации о реабилитации российских корейцев от 1 апреля 1993 г. («Российская газета», 9 апреля 1993 года).

Спустя 56 лет несправедливый закон о корейцах был отменен, корейцам восстановили их попранные права.

Д. КОЕ-ЧТО О СЕБЕ

Из всех занятий в жизни мне больше всего нравилось учиться в школе и в университете и самостоятельно изучать интересующие меня вопросы.

В сентябре 1938 года я пошел в «школу» в первый класс. Небольшое число первоклашек вошло в камышовое укрытие с окном без стекла. Люди только что поселились в голой степи, они не успели построить здания.

Первым моим учителем был Ли Нын Су – человек добрый, отзывчивый и очень толковый. Учились мы на корейском языке. И нам первоклашкам было интересно и понятно, о чем говорил учитель.

«Помещение, где мы находимся, похоже на сарай, а не на школу» - говорил учитель – «Когда мы жили на Дальнем Востоке, кто жил в таком сарае?» - «Куры» - кричали мы ему. «Правильно, куры» - усмехался он - «Будем надеяться на то, что когда-нибудь нам построят настоящую школу – со стеклянными окнами, партами и обязательно с доской, на которой пишут мелом. А пока садитесь на корточки или садитесь на пол, только подложите что-нибудь под себя и слушайте меня». Так прошел год.

Через некоторое время нам привезли парты, которые поставили в уже большой камышовой постройке. Там нам было хорошо заниматься за удобными партами.

Познания на корейском языке, которые я получил у учителя Ли, хорошо сидят в голове, я могу прочитать написанное на корейском.

Настало первое сентября следующего, 1939/1940 учебного года. В этот день нам сказали, что с этого учебного года мы будем писать, читать и говорить на уроках только на русском языке. Почему большие дяди так решили, мне было непонятно, нам потом говорили, что таким образом быстрее построим коммунизм. А что это такое?

Шел год за годом. Учителя менялись. А учителя у нас все были корейцы, только некоторые говорили по-русски, не важно.

Тем временем в Буденном к 1942 году построили большую школу из сырцового кирпича на цементном фундаменте. До сих пор она стоит и работает. Дети там учатся, хотя их и немного осталось. Школа как школа – парты, доски на стенах и т.д.

В нее приезжали работать новые учителя, в том числе русские. Но они не задерживались больше года, уезжали. Не тот быт. Приезжали другие, но картина не менялась.

Со временем вместо плохо говорящих по-русски корейцев приходили другие. Видимо, их готовили. Положение с учителями становилось все лучше. Среди новых учителей были очень подготовленные, такие как историк Ким Юрий Васильевич, литератор Ким Владимир Антонович, математик Югай Александр Назарович и др. Спасибо им за науку.

Русский язык шел как язык обучения. Вместе с тем появлялась новая проблема – родители не понимали детей и наоборот.

Школу-десятилетку я закончил в 1948 году на «хорошо» и «отлично». Особенно мне нравились история и литература, которые преподавали названные учителя.

Решил поступать в ВУЗ. Хотелось в Москву на учебу. Поехал в райцентр получать паспорт. Здесь возник конфликт с начальником паспортного стола. Между мной и им состоялся такой разговор.

- Я: Прошу выдать мне паспорт. Решил поехать на учебу в Москву.

- Паспортист: Я вам выдам не паспорт, а приписное свидетельство. Но в Москву вас не пустят, вы – спецпоселенец.

- Я: Почему не паспорт, а какой-то листок? Почему меня не пускают в Москву? Я Конституцию знаю. По ней все советские люди равны. Перед каждым дорога открыта везде, хоть в Москву.

- Паспортист: Вам, корейцам, паспорт не положено выдавать.

- Я: Почему? Я буду жаловаться на вас.

Рядом располагался районный отдел госбезопасности. Постучался к начальнику, зашел. Состоялся следующий разговор.

- Начальник: Садитесь. В чем дело?

- Я: Был у начальника паспортного стола. Он сказал, что не даст мне паспорт. Говорил, что нам, корейцам, не положены паспорта и что меня в Москву никто не пустит, выгнал меня из кабинета. Почему?

- Начальник: Милиционер был невежлив с вами. Но по сути он был прав. Вы здесь – спецпоселенец. У вас неполные права гражданина СССР. По линии МВД есть приказ: спецпоселенцам паспорта не выдавать и в Москву не пускать. Так что езжайте на учебу в Ташкент.

Вот так я впервые наглядно узнал о своих гражданских правах и обязанностях, о государственной машине.

В 1949 году я поступил на историческое отделение восточного факультета САГУ. В один из первых дней среди всех первокурсников САГУ провели диктант по памфлету А.М.Горького «С кем вы, мастера культуры?». Я оказался среди немногих, отмеченных по факультету и университету.

Мне нравилось заниматься. Профессора и доценты – мастера своего дела. Много читал, думал. В самом конце июля 1953 года я только что сдал все курсовые экзамены, все на «отлично». Настроение хорошее. Тут меня вызвали в спецотдел университета. Сказали, что получено сообщение о том, что МВД СССР издал распоряжение о том, что корейцам разрешено выдавать нормальные паспорта и свободно передвигаться по стране, в том числе и в Москву. Тут я вспомнил мои споры с районным начальником и подумал, что такое постановление МВД вышло после смерти И.Сталина в марте того же 1953 года. Что-то начало меняться после его смерти.

В конце августа 1958 года я после четырехлетней работы в Нижнем Чирчике поехал в Москву на учебу в аспирантуре Института Востоковедения АН СССР. Учеба оказалась успешной. В 1962 году я стал кандидатом исторических наук, а в 1982 году защитил докторскую диссертацию. Работал в Институте Востоковедения АН СССР. В 1995 году меня пригласили работать в Московский Государственный Областной Университет (МГОУ) профессором. С 1997 года – на постоянной и полной работе в МГОУ. Там я проработал до февраля 2011 года. Работа была интересной.

К сожалению, отец и мать не застали моих научных успехов. Но они сделали свое важное дело для меня, дав правильное домашнее трудовое воспитание, за что я им очень благодарен.