Алексей Семёнович

 

Я по обыкновению вошёл в самолёт последним. Если тебе известно, что борт заполнен не до отказа, есть шанс найти свободный ряд и тем самым избежать плотного контакта с сиюминутными соседями, спокойно разместиться и чувствовать себя свободнее. Так произошло и в этот раз: я сел в среднее кресло справа в предпоследнем ряду, бросил рюкзак с техникой на соседнее сиденье и приготовился к полёту.

Тот, кто часто летает, подтвердит, что салон самолёта работает как комната отдыха, в которой ты можешь спокойно посидеть, полистать газеты-журналы, посмотреть какой-нибудь фильм или убить время на сон и ничегонеделание под шорох всяких мыслей. В командировках голова наполняется списками действий, контактов и очень часто на высоте одиннадцати тысяч метров рождаются решения, которые отчего-то не могли быть приняты в суете на земле. И получается, что время полёта – лучшее для того, чтобы собрать образ своего маленького близорукого будущего.

Но в этот раз я не входил в число командировочных, и все мысли были о человеке, к которому я летел…

 

…Я скинул куртку и был готов уже пройти дальше, когда неожиданно быстро изменившись в лице, он резко сказал:

- Какой я тебе Алексей Семёнович??? Я – дядя Лёша!

Я осклабился, что-то промямлил, мне хотелось съёжиться и испариться, чтобы только не чувствовать этот строгий взгляд. И хотя как-то по-юношески меня подмывало возразить в этот единственный раз, когда он повысил на меня голос, но как бы я смог это сделать, что сказать?

Через пару минут мы уже улыбались друг другу, сидя за столом в их гостеприимном доме. 

Как же давно и так недавно это было…     

Я с детства помню большую покрытую лаком черепаху, рыбу-шар, кораллы и другие диковинные вещи, которые в эпоху брежневского застоя я мог увидеть только здесь, у Вовки. Мы до сих пор не знаем степень своего родства, каким количеством колен она описывается, троюродные мы или четвероюродные, главное слово в наших отношениях – братья. Это незыблемо так же, как то, что Вовкин отец – Алексей Семёнович. Почти для каждого из огромного круга общения моего отца есть короткое определение – имя, фамилия, какой-то признак или даже прозвище, но только Алексей Семёнович всегда звучит так и никак иначе.

 

Первая волна репрессий в 1937 году отобрала у него отца. В его воспоминаниях – гибель бабушки, двух младших сестер и годовалого братика от болезней и голода в первые два месяца изгнания и холодный свет звезд сквозь худые стены шалаша, в  котором они жили после депортации в Узбекистан…

Процветающее хозяйство в краю обетованном… Нам с Вовкой в замечательном детстве было невдомёк, что «Будённый», в котором мы отрывались каждое лето, был когда-то заболоченной пустошью, на которую выбросили выживать (или, скорее, умирать) семьи наших отцов и дедов. Эта земля благословенна невинными смертями и адским трудом. Да и название будущий колхоз-миллионер им. Будённого получил от того, что первыми здесь построили свои шалаши и землянки переселенцы из Будённовского района Приморья.

Нынешним тинэйджерам не понять, что значит в двенадцать лет пахать за идею, за страну, на Победу, а он, как и тысячи таких же советских мальчишек, взрослел, работая в тылу.

Я своим детям вряд ли смогу объяснить, что это такое – бороться за право быть гражданином страны, в которой ты родился и живёшь, а он одним из первых среди советских корейцев добился разрешения на учёбу в университете. Ему дали право на образование, а на общежитие – нет. Днём он жадно впитывал знания в стенах своей alma mater – Среднеазиатского госуниверситета, а ночью спал на скамьях в гулких пустых аудиториях. В выходные он из города спешил к маме, хотя бы раз в неделю сытно поесть и постирать единственную рубашку. Тогда, в 1950 году, наверно, никто, кроме мамы, не мог поверить, представить, что через несколько лет этот упрямый юноша вернётся в родной колхоз и будет учителем, а затем и директором школы. Он вернулся и стал Алексеем Семёновичем не только для школяров, но и для всех своих земляков, ведь на его публичные лекции многие годы собирался весь колхоз. Люди чувствуют, когда для тебя вся роскошь знаний состоит в том, что ты можешь ими поделиться, и его слушали, затаив дыхание.

Здесь, пожалуй, самое подходящее слово – откровение… Я это испытал, когда совершенно невзначай из пары предложений в новостях Алексей Семёнович развернул передо мной ясную картину каких-то тонкостей истории и политики Ближнего Востока. Это событие заставило меня задуматься, по тому ли пути я пошёл, решив стать инженером, ведь вот она – интересная область, полная своих открытий и скрытых связей, наполненных жизнью целых народов и отдельных людей. В то же самое время для меня, студента-технаря, стала зримой связь между той авиационной и космической техникой, которую мне предстояло создавать, и политикой, а в конечном итоге, и историей человечества. Этой объёмности, ёмкости знаний и взглядов учились у него не только российские слушатели, но и молодёжь Йемена, где он дважды был в долгосрочных командировках в качестве преподавателя Высшей школы общественных наук.

А я немного завидовал его студентам и видел, что на самом деле означает степень доктора исторических наук.

 

Когда с перестройкой и гласностью проснулось самосознание национальных меньшинств, к коим относимся и мы, профессор, доктор исторических наук, очень уважаемый в среде соотечественников человек, Алексей Семёнович как никто другой подошёл на роль лидера корейского движения, сначала возглавив в 1990-1991 гг. Московскую Ассоциацию советских корейцев, а затем и созданную им Ассоциацию корейцев России. Однако, законы жанра неумолимы, первая волна корейского движения принесла с собой слишком много грязной пены. В то время, когда наивные люди объединялись под национальной идеей, аферисты всех мастей старались на этом нажиться самыми разными способами и нашли свои пути к уютным постам в ассоциациях. Видя всё это, Алексей Семёнович принципиально отказался от участия в вакханалии и вышел из корейского движения, совершенно не оглядываясь на такие разные, манящие других, но неприемлемые для него возможности. Конечно, мы с Вовкой поддержали его и прекратили своё участие в работе молодёжной ветви, ведь Алексей Семёнович своим поступком преподал один из самых важных уроков в жизни – урок порядочности.

 

… Накидываю куртку, выхватываю рюкзак, в кармане тренькает телефон – пришла смска.

«Александр Ильич! Нормально долетели? Вы документы вчера подписали, могу забрать их?»

Быстро набираю ответы… «Привет! Спасибо, да. Да»

Да, был Саня, а теперь вот Александр Ильич, а Вовка уже давно для многих Владимир Алексеевич. Время неумолимо.

Вчера не стало Шина Алексея Семёновича. Моего дяди Лёши не стало.

Выхожу из здания аэропорта. Москва. Лёгкий мороз. Я прилетел.

 

Александр Шин

 

01.03.2014