Александр Шин
До выпуска остаются считанные недели и несколько обязательных экзаменов. Ночами манящая неизвестность будущего требует от тебя ответов, ты больше для себя, чем для кого бы то ни было, раз за разом прочерчиваешь в уме новую траекторию своей жизни и засыпаешь, лишь поверив, что она будет восходящей прямой.
Утро.
Сперва так было надёжнее. Потом за компанию смелее прыгалось через забор, напрямки, как делают большие. И года два, как это просто по приколу, есть, что обсудить и обсмеять за неизбежные семь минут пути.
Судьба нас свела лет с четырёх лет, а как выяснилось позже, мы не могли не оказаться в одной школе и даже больше: нашу группу целиком переместили из стен детского сада в один класс. Друзья детства - Паша Р., Саша Г. и я. За годы обязательного среднего образования диапазон отзывов о нас колебался от "святой троицы" до "содома и гоморры". У тёзки моего была не только созвучная гоморре фамилия, но и от случая к случаю плоды деяний. Однако, всё это – вчера, а этим утром в благостном настроении мы идём вдвоём к родному трёхэтажному зданию школы.
Навстречу появляется толпа ребятишек, а с ними Светлана Яковлевна - наша первая учительница.
- Здравствуйте, мальчики мои! Ребятки, посмотрите – это мои первые ученики, они в этом году оканчивают школу.
- Здравствуйте, Светлана Яковлевна!
- Это мои первоклашки, идём на экскурсию.
Они все такие разные, но одинаково глядят на нас снизу вверх со смесью восхищения и неясной мечты, а один, явно преодолев робость, спрашивает:
- А мы тоже так вырастем в десятом классе?
Конечно, малыш. Хорошо учись и не хулигань. Сам не заметишь. Жалеть ещё будешь, что вырос. Смеёмся.
Вспоминается, как мы первоклашками бегали на третий этаж, который был полон "взрослыми". Это называлось "на разведку". Стоило кому-то из старшеклассников шикнуть и мы визгливой толпой сбегали по лестнице, сметая всех и вся на своём пути...
1987.
Как будто больше воздуха, но качество его ещё не понято. Свобода слова пьянит поголовно и вся страна ещё не до конца поругана, но уже связана - не высвободиться. Перестройка. Нам многое обещают, но больше - между строк, а из твёрдо обсуждаемого - множество сортов колбасы. Как там. Джинсы всем. И хочется верить. И должны побороть дефицит в магазинах. Гласность и демократизация.
Последний звонок.
Парад с первоклашками, гимн, цветы учителям, поздравления, пожелания, грамоты ученикам и лучшее за десять лет радостное настроение в школе.
Вроде бы ещё вчера ощутил себя взрослым, но сегодня люди, которые десять лет вели тебя к этому дню, дают явственно понять, что в сущности ты – ещё дитя. И их, в том числе.
По окончании церемонии Светлана Яковлевна объявляет:
- Ребятки мои, рыбоньки, мой 1"А", собираемся сейчас в нашем классе! Жду вас!
Слово учителя - закон.
В начальной школе парты маленькие и это добавляет смеха.
- Какие вы большие, боже мой! У меня есть сюрприз для вас. Сейчас я раздам вам листочки. Это подарок от меня!
Кто-то шутит про очередную контрольную или диктант.
- Дело в том, что когда вы в первый раз вошли в этот класс 1 сентября я попросила каждого из вас нарисовать что-нибудь. Десять лет я хранила ваши произведения, теперь должна вернуть.
Не верится. Спасибо. А что, неплохо нарисовано. Маме покажу! А только один листочек? Спасибо!
- Саша, а ты меня тогда удивил! Нарисовал телевизор и написал немецкий алфавит! - это Светлана Яковлевна уже мне.
Я не помню, а любимая моя первая учительница не может ошибаться, её образцовым почерком листок подписан моим именем.
Отец мой не сказать, чтобы так уж прямо из тех самых шестидесятников, но в эпохе прорывов, полёта Гагарина и твёрдой поступи научно-технического прогресса он – плоть от плоти технический интеллигент. Инженер. Лучше всех в своей компании танцевал твист. В партию не вступал принципиально.
Я помню тучные папки с чертежами, которые папа изредка приносил с работы, помню такие же сочные разговоры по телефону на производственные темы. Не чаще раза в несколько месяцев не без шока для семьи: строительство и мат идут рука об руку как минимум с допетровских времён. Спокойные свободные вечера отец посвящал чтению, различным хобби-проявлениям и моей любознательности. Видимо, годам к пяти-шести я достаточно научился читать по-русски, иначе чем объяснить то, что в один прекрасный день на стол легли две новые книги – «Гроссмейстерами не рождаются» и «Wollen Sie deutch sprechen?».
У нас до сих пор хранится самодельный альбом с шахматными этюдами и задачами из «Науки и жизни». Там же папа находил разного рода эксперименты и опыты, которые мы проводили в четыре руки. Да, мы ждали каждый новый номер журнала и месяц за месяцем открывали для себя что-нибудь новое.
Выбор в качестве иностранного языка немецкого вполне понятен: отец, как почти все советские дети 1930-1940-х, учил в школе именно его. В 30-х это был язык передовой технической мысли и потенциального врага, а позже – нужных трофеев и пленной рабочей силы.
Учила немецкому в колхозе имени Будённого Ташкентской области в 1950-х Полина Семёновна, которая, говоря по-русски, приходилась моему папе невесткой – женой двоюродного брата Алексея Семёновича Шина. На самом деле, нынче мы лишь можем предполагать, что Алексей Семёнович и мой отец Илья Сергеевич являлись двоюродными братьями. Данная гипотеза исходит из того, что их отчества образованы от однокоренных имён их отцов – Сын Но (Семён) и Сын Ги (Сергей). Как бы то ни было, вплоть до начала 21 века не было у нас в Москве родственников ближе по шиновской линии. В сложившихся между нашими семьями отношениях нет ближе и по сей день.
В далёких 50-х Алексей Семёнович не только преподавал в школе, но и постоянно выступал с лекциями о международном положении в разных уголках Ташкентской области. Отец рассказывал, что этим публичным выступлениям всегда сопутствовал аншлаг – колхозники приходили все до одного без каких-либо разнарядок. Было действительно интересно.
Советский Союз стал первой в мире страной победившей грамотности. Этот успех во многом был определён особым отношением к учителям. В советском корейском языке «коре маль» существует своя система обозначения родственных связей, чаще вместо имён можно услышать «адибай», «адимай», «мадабай», «мадамя» и другие ёмкие слова. Однако мои родители говорили всегда «Алексей Семёнович», «Полина Семёновна». И это была дань уважения к учителям, насколько бы близкими родственниками они ни были.
Мама мечтала стать медиком. То, как она переехала в Москву, окончила здесь школу – отдельная история. В 1960-х конкурс в медицинские ВУЗы был огромным, а в мамины планы вмешался папа, замужеством и рождением первенца в моём лице сорвавший все планы. Отец отслужил в армии, успел поработать в колхозе, волей к образованию сорвался в столицу, где успешно поступил и окончил институт прежде, чем завоевать руку и сердце любимой. Отпустив мечты о медицине, мама согласилась на предложение тёти рассмотреть возможность совершенно в другой сфере – стать корректором. К тому времени семья дяди и тёти прочно обосновалась в Москве, за год до меня у них родился сын Володя, а корректура уже стала призванием самой Полины Семёновны.
Где-то с моих тринадцати мама частенько просит помочь и мы вместе делаем вычитку: она читает вслух корректуру со всеми знаками и отметками, а я слежу по вёрстке, чтобы не проникла в новую книгу ни одна ошибка. Словари, справочники и пособия нам в помощь, если в чём-то вдруг возникли сомнения. Мама профессионально состоит в «Обществе книголюбов» и я где-то рядом в своей любви к книгам и великому русскому языку.
- Вот! Здесь слушатель по фамилии Шин? – преподаватель не без удивления вглядывается в моё лицо, не находя ни одной близкой ему по крови еврейской черты, о чём могла бы говорить нетипичная для данных местностей фамилия, - вы можете не посещать более мои занятия, разрешите пожать вашу руку. Поразительная грамотность!
Тот листок с диктантом с подготовительных курсов в мою alma mater – авиационный технологический – я пару лет назад нашёл– мама, видимо, не без гордости и удовлетворения резолюцией преподавателя «Поздравляю!» вложила его на хранение в томик Чехова. Примечательно, что из тысяч наших книг, которые массой уже вышли за пределы городской квартиры и частью переселились на дачу, мама выбрала именно Антона Павловича.
В 80-е самой большой личной библиотекой в колхозе имени Будённого было собрание книг Шин Дён Чера – родного брата Алексея Семёновича. Летние каникулы мы непременно проводили там, на селе, вместе, втроём – двоюродные сын дяди Дён Чера Мишка и сын дяди Лёши Володя, и я – их троюродный. Однако, с раннего детства нам с Володей ступени неважны, своё родство мы видим прямым.
- Сашенька, дай, я тебя расцелую! Молодец! Не ожидала! – Валентина Ильинична обильно переносит свою ярко-красную помаду на мои щёки. За её дикцию, которой коснулся преклонный возраст, за порой неуклюжие старания привить уважение к английскому языку и потоки двоек ей в школе дали прозвище Яичница. Не ожидали и одноклассники, увидевшие, как она вслед за мной выбежала из класса. Ребята, я сам в шоке, просто сдал экзамен на твёрдую «пять», пообщался с экзаменаторами на английском, в этом же ничего особенного нет. В последние мои школьные каникулы брат Мишка подарил мне самоучитель английского из отцовской библиотеки, я немного увлёкся и – вот.
Спустя много лет довелось понять, что успехи учеников служат детонаторами учительского счастья.
Немецкий я, конечно, так и не выучил. Приоритеты поменялись, драка на пьедестале победителей привела к «холодной войне» и на долгие годы на первое место вышел язык заклятых союзников с острова и из-за океана. И английский мой далековат от совершенства, но есть основа, фундамент, идущий от папиной «Wollen Sie…». Как писали в анкетах советских времён «Читаю и пишу без словаря»…
Отец рассказывал, что Полина Семёновна была строгой учительницей, и мне не приходится в этом сомневаться, я понимаю с детства, что спокойствие и улыбчивость миниатюрной женщины лишь защищают внутренний стержень.
Нет уже той страны, в которой случилось наше детство, но высеченная в 50-х Полиной Семёновной искра в 1977 встретилась с талантом Светланы Яковлевны, сверкнула в 1987, а сейчас по сути уже я пытаюсь не дать ей погаснуть.
2022.
- Папа, я не понимаю, как тут решить. Вот это.
- Бери тетрадь, открывай, пиши, что там надо, сейчас решим.
Ермолай – отличник, но и у него бывают проколы. Это нормально. Я смотрю, как он отсчитывает клетки сверху, слева, ставит точку и выводит «Домашняя работа». Эта скрупулёзность слегка выводит из себя, я его «не понимаю» уже решил в уме… Но… мы же сердцами родителей скрепили уговор о том, что есть фундамент, была бы искорка, а всё остальное придёт, будет заслужено.
Что думаешь? Какие есть варианты? Обоснуй. Хорошо. Потом? И что ты не мог здесь понять? Сделал же! Сам. Почти.
Спасибо, Полина Семёновна!